Месть княгини Софьи  - Александр Прозоров

И тут из-за спины падающего противника очень медленно, но все-таки тяжело ударила увесистая рогатина – точнехонько в открытую княжескую грудь…

Броня выдержала – Василий Ярославович лишь поперхнулся воздухом, быстро прикрылся от повторного укола, ударами пяток заставил коня двигаться вперед, увидел из-под щита другого ворога, что есть силы уколол его саблей в бок, потом еще раз, продвинулся еще немного вперед, приопустил щит, чтобы осмотреться, – и тут же в голове словно бы разлетелся сноп огненных искр…

* * *

Княжич Василий Юрьевич останавливался на Коровьем Языке раз пятнадцать и потому знал эту стоянку наизусть, мог бы сражаться на ней даже с завязанными глазами. Однако на сей раз он хотел этой схватки всеми возможными способами избежать. Ибо последние два часа галичская дружина шла на рысях – и потому кони были вымотаны, совершенно не годясь для боя, да и сами воины тоже изрядно устали.

Противник же превосходил галичскую дружину только числом чуть ли не впятеро!

Коли дело дойдет до сечи – москвичи своих врагов затопчут. Просто задавят числом – тут уж никакая доблесть не поможет.

Однако сын лучшего воеводы своего времени успел хорошо усвоить, что главный залог победы в любой сече – это не число и даже не умение. Залог победы – это неожиданность. Способность воеводы перехитрить врага, поймать его в ловушку, запутать маневром, испугать нежданной опасностью. И потому старший сын галичского князя без колебаний встал в первые ряды головного отряда, решительно поведя всего лишь несколько сотен галичских бояр против семитысячной московской армии.

– Вперед, вперед, вперед! – двадцатилетний воевода во весь голос подгонял воинов, пришпоривающих своих измотанных, тяжело дышащих коней. – За мной, други! За мной, не отставай! Впере-е‑д!!!

Вылетев во весь опор на обширный луг, Василий Юрьевич чуть поддернул поводья, замедляя шаг, и привстал на стремена, оглядываясь.

Здесь все было, как всегда. Люди стояли ближе к воде, разводя костры и собирая палатки, кони паслись у осинника, на сочной траве. И выезжающие сотни очень удачно отрезали воинов от их скакунов.

Правда, в самом центре широкого поля стояло под бунчуками и хоругвями почти полторы тысячи верховых. По виду – княжеская свита с охраной. К бою явно не готовая, но числом сильно превосходившая его отряд, и вдобавок – свежая.

«Стопчут!» – пробежал холодок по спине княжича. Но обратной дороги у него уже не оставалось.

Василий Юрьевич оглянулся – галичане стремительно вылетали из леса, десяток за десятком пополняя головные сотни. Уставшие, но привычные к походам, не знающие поражений, послушные и уверенные в себе.

Княжич ждал – ведь каждая минута промедления увеличивала его силы.

Сообразили это и москвичи – от свиты неожиданно отделилось несколько сотен одетых в броню бояр, во весь опор устремившись к тракту.

Поняв, что его сейчас отрежут, Василий Юрьевич вскинул рогатину и громко закричал:

– За мно-о‑ой! За Гаа-а‑алич!!!

Его сотни без колебаний устремились следом, понукая тяжело дышащих скакунов и вынуждая их разогнаться если не в галоп, то хотя бы на рысь. Щиты вперед, копья наперевес, через прорези в личинах пляшут над остриями рогатин золотые и серебряные фигурки.

– Вперед, други мои, вперед! Напоим нашу сталь парной московской кровушкой! За Га-а‑а‑а‑алич!!!

Вестимо, в копейном ударе галичане снесли бы половину княжеской свиты, наряженной в меха и ферязи[9] вместо брони. Но потом завязли бы в сече, растеряли рогатины и оказались изрублены бодрыми московскими воинами все до последнего.

Однако Василию Юрьевичу повезло – отделившийся передовой отряд не захотел рисковать и стал разворачиваться, чтобы защитить государя.

Тракту больше ничто не угрожало – и княжич тоже повернул, но ровно настолько, чтобы не сойтись с врагом в лоб, а проскочить мимо. И провел свой отряд буквально впритирку с московскими сотнями, зло ощетинившимися длинными рогатинами! А затем снова сделал вид, что готовится ударить по свите.

Москвичи, спасая Великого князя, поскакали наперерез, опрокидывая собственных обозников, свита бестолково попятилась к лесу, медленно скрываясь под деревьями.

Передовой отряд развернулся в несколько рядов, готовый отразить атаку, – Василий Юрьевич легонько наскочил на храбрецов, дав боярам потыкать в щиты копьями, а затем отозвал галичан и сместился вправо, показывая, что желает обойти защитников, что готов преследовать Великого князя даже через чащу!

Московские ратники попятились еще дальше, закрывая и эту возможность…

А между тем далеко за спиной княжича Василия из зева лесного тракта продолжали вырываться на простор Коровьего Языка все новые и новые сотни галичских бояр. И это означало, что старший сын князя Юрия Дмитриевича победил. Даже не вступив в битву, он не дал врагу собраться к сражению, не допустил его к лошадям, оставил рассеянным мелкими отрядами тут и там по огромному наволоку, отрезал от собственного обоза и почти без боя смог выдавить Великого князя Василия с ратного поля, загнав его в густой темный лес.

Что же это еще, как не победа?

Теперь галичанам оставалось только праздновать и собирать трофеи.

* * *

Когда князь Серпуховской открыл глаза, небо все еще оставалось серым.

Не черным.

Значит, пролежал он в беспамятстве всего ничего, считаные минуты.

Однако, судя по звукам вдалеке, все уже было кончено.

Главный воевода дал себе еще несколько мгновений покоя, затем поднялся на локтях, перевернулся на живот, оттолкнулся ладонями от окровавленной травы и встал на колени, осматривая поле брани.

Там, где недавно гарцевала великокняжеская свита, осталась только примятая трава, но возле самого леса все еще продолжалась рубка. Вестимо, государь с ближними боярами все-таки ушли, а телохранители остались прикрывать их отступление.

Василий Ярославович перевел взгляд на лагерь. Там через костры и палатки быстро катилась железная волна из одетых в броню всадников: чужаков успело набраться уже никак не менее тысячи.

Наступлению кованной рати почти никто не противился – боярские дети и холопы убегали со всех ног, перепрыгивая костры и затаптывая лежанки. Многие уже успели перебраться через реку и скрыться в ивовых зарослях на том берегу, другие еще только брели через Кусь по грудь в воде, поднимая над головой какие-то узелки и сумки, луки или мечи, – то, что догадались схватить с собой, спасаясь от неминуемой смерти.